— И что мне теперь делать с Клюкиной? За ней смотреть некому, уже пролежни появились. Пять детей вырастила, а ухаживать они отказываются, — сказал председатель сельского совета.
— Значит, отправляйте в дом престарелых, хотя я это дело не люблю, — сказала заведующая.
— Маму я никогда не любила. Когда она умерла, я выдохнула. На похоронах даже не плакала. Понимаете, она не заслужила хорошего отношения, — признается дочка Зинаида.
Мы росли как грибы. Когда мне было пять лет, она нас всех в детдом сдала. Самой старшей сестре было 11 лет, а самому младшему брату два года.
Естественно, в одну группу нас определить не хотели, поэтому никаких родственных связей между нами не было. Подруги были ближе родни.
Почему она нас оставила, я не знаю. Жили бедно, может, из-за нищеты. В детдоме нас хорошо кормили, ухаживали за нами, да и в одежде мы не нуждались. Мне нравилось в приюте больше, чем дома.
Летом нас буквально заставляли приезжать к матери. Неделю мы с ней жили — неделю пахали в огороде. Мы и возвращались сразу, хотя там удивлялись нашему уникальному случаю.
Знаете, я не обижалась на маму, а сейчас что-то давит внутри. Я привыкла проживать свои беды сама, еще в детдоме поняла, что тех, кто жалуется и постоянно плачет, не любят.
Все самые лучшие воспоминания у меня связаны с детским домом. Выучилась в ПТУ на ткачиху, вот и работаю. Когда мне исполнилось 20, вышла замуж. Молодая, зеленая, выбрала пьющего и непутевого. Но я его любила, поэтому меня ничего не останавливало. Потом детки пошли. Я смотрела на них и не понимала, как мама могла нас бросить.
Муж заболел и умер. Дочек сама воспитываю. Есть у меня молодой человек, но замуж не хочу. Он тоже пьет, да и за детей боюсь. А с братьями и сестрами связь не поддерживаю.
Последние годы мама жила у меня. Так тяжело было, что и не описать словами. Мы были чужие, это многое объясняет. Квартира у нас маленькая, не пересекаться было невозможно. Постоянно сталкивались — кончилось терпение. Ездить к ней в деревню тоже желания не было.
Вот и поехала она обратно. Сестра средняя рядом жила, заглядывала к ней. А перед смертью мне позвонил председатель сельского совета. Я сразу сказала, что ухаживать не буду, пусть нанимают ей сиделку. Но они даже в интернат не успели ее сдать — умерла.
Работала она и на ферме, и на тракторе. Жил человек столько лет, а памяти о ней никакой. Думала ли она о детях? Считала ли это ошибкой или предательством? А, возможно, была уверена, что дети бросили ее без причины?
Можно ли ее назвать мамой, если детям было лучше в детдоме? Она не помогала детям встать на ноги, поэтому они и отреклись от нее. Смысл рассчитывать на сострадание наследников?
Старость — это результат. Зло и добро именно тогда возвращаются. Все, что ты вложил в своих детей, вернется бумерангом.
Нет, не надо строить отношения по принципу «глаз за глаз», но нужно быть готовой к последствиям. Конечно, было бы хорошо, если бы кто-то из детей смог простить маму и переступить через гордость, но это нереально. Судить людей мы не будем, но каждый свой вывод сделал.
