Поль на протяжении последних пяти минут пребывал в состоянии шока. Он оторопел. Неужели это правда? Выходит, что я русский и всю жизнь жил с приемными родителями? Они взяли меня к себе, когда закончилась война? — ему было мучительно больно думать об этом.
Он обхватил голову руками, впился в волосы. Как это пережить? Как все осознать и переосмыслить? Ведь ему уже шестьдесят. И он верил на протяжении жизни, что родился во Франции. Он считал себя французом, а что теперь?
А что бы изменилось, если бы мне изначально рассказали правду??? Кто мои настоящие родители? И откуда конкретно я? Выходит, те сны не были снами — это воспоминания о настоящем. Ему стало грустно. Поль взял в руки листики, которые лежали на столе и снова принялся перечитывать письма, переданные ему нотариусом.
Мама Поля — очень добрая женщина. Он так всегда думал. Она его любила сильно, так что он даже не сомневался в их родстве. Чернила размазались, скорее всего из-за того, что мама при написании письма плакала.
“Милый мой Поль, хороший мой сынок, если тебе в руки попало это письмо, то меня уже нет. Я всегда хотела, чтобы ты знал правду. Как ты к нам попал. Я пронесла эту тайну сквозь всю жизнь, я никогда не забывала о ней. Боялась потерять тебя, поэтому и не признавалась ни в чем. Ты — самый дорогой мне человек, но я не настоящая твоя мать.
Ты был в одном из лагерей города Аушвица. Твоя мать и ты — русские. В 43 году тебя с другими детьми отправили в Германию, тогда я тебя и встретила, ты протянул ко мне свои ручки, в голубых глазах стояла печаль и страх. Я решила защищать тебя, взяла к себе. Хочу, чтоб ты знал, что я ни разу не пожалела о своем решении. Благодаря тебе моя жизнь наполнилась смыслом.
Понятия не имею, нужно ли было тебе обо всем этом рассказывать, или забрать эту тайну с собой. Но что-то мне подсказало, что я буду мучаться, если не признаюсь. Скорее всего, я тебя расстроила, но я этого не хотела. Люблю тебя. Мама.”
“Аушвиц, какое-то странное название, скорее всего, концлагеря. Как же я не думал об этом.” — размышлял Поль, выискивая информацию обо всех, кто был узником Освенцима. Я действительно находился там? Какой ужас!
Ясное дело, что мой мозг отказывался вспоминать о том ужасе.” — Поль напрягался, но ничего не мог вспомнить. Он помнил лишь то, как в раннем возрасте побывал на фабрике папы. Он был горд тем, что к его отцу все прислушивались.
“Сыночек, когда станешь большим, то эта фабрика будет принадлежать тебе. Хорошо учись. Ведь на твоем счету много обязанностей будет.” — давал ему напутствия папа, глядя прямо в глаза.
Поль навсегда запомнил эти слова. Он учился хорошо, чтобы не разочаровать папу. К 30 годам Поль освоил все навыки управления фабрикой, а еще спустя 2 года женился на Анне, похожей на его маму — такой же красивой, умной и доброй. Женщина родила ему сына Жана. Поль трудился и к пятидесяти годам развил корпорацию, не подвел отца. У его сына тоже имелась коммерческая жилка. Только он рос высокомерным. Поль недоумевал, откуда в нем это. Он вел себя, словно принц, стремился лидировать над всеми.
Однажды Поль увидел, как его восьмилетний сын пригласил к себе друзей. Благодаря просторной территории дети могли резвиться свободно. Поль работал у себя в комнате. Его тело затекло и он подошел к окошку. Увиденное поразило мужчину — пара мальчишек держали девчонку, а Жан мутузил ее. Все остальные окружили их и смотрели. За закрытыми окнами ничего не было слышно, но ясно, что девочке очень больно. Поль рассвирепел. Он открыл резко окно и прокричал:
Жан! Быстро в дом!
Сын глянул на отца равнодушным и в то же время ненавидящим взглядом. Медленно зашагал в сторону дома. Поль выбежал из комнаты, бегом спустился на первый этаж и налетел на сына:
Что я только что видел? — залал он ему вопрос.
Просто игра, ничего особенного, — Жан был уверен в своей безнаказанности.
Отец отвесил ему оплеуху, от которой мальчик упал.
Не смей выходить больше из дома. Ты наказан.
Он пошел обратно в свою комнату. Налил себе выпить. Тогда он напился до беспамятства и уснул. Больше подобное не повторялось. Но сколько бы они с супругой ни пытались привить сыну человечность и сострадательность, показывая фильмы, читая книги, им это не удалось. Слава Богу, что теперь Жану уже сорок лет и у него растет его собственный сын, ни капельки не похожий на отца.
“Мне хочется знать, кто я на самом деле. Докопаться до истины. Я, оказывается, русский. Как-то от этого на душе теплело, одновременно становилось страшно. Нужно привыкнуть. Найти своих родственников, заняться поисками, не жалея сил. Позвоню кому-то из друзей, чтобы с чего-то начать” — подумал он и взял в руки телефон.